Салимов удел [= Жребий; Судьба Салема; Город зла; Судьба Иерусалима ] - Стивен Кинг

— «Северная красотка»? Думаю, да.

— Купите каждому белую розу, чтобы прикрепить к волосам илипривязать к шее. И — я повторюсь! — не смотрите ему в глаза! Я могу держать вастут, втолковывая сотни других вещей, но лучше идите. Уже десять, а отецКаллахэн может передумать. Всего хорошего. Буду молиться за вас. Для старогобезбожника вроде меня молиться — тот еще фокус, но, сдается мне, я уже не такойбезбожник, каким был когда-то. Это Карлайль сказал: «Если человек в сердцесвоем низводит с престола Господа, туда восходит Сатана»?

Никто не ответил, и Мэтт вздохнул.

— Джимми, я хочу поближе взглянуть на твою шею.

Джимми подошел к кровати и задрал подбородок. Раны, вневсяких сомнений, представляли собой проколы, но обе затянулись коркой и,похоже, отлично заживали.

— Не болит? Не жжет? — спросил Мэтт.

— Нет.

— Тебе крупно повезло, — сказал учитель, серьезно глядя наДжимми.

— Я начинаю думать, что так мне еще никогда не везло.

Мэтт откинулся на постели. Лицо выглядело измученным, глазаввалились.

— Если хочешь, я приму таблетку, от которой отказался Бен.

— Я скажу сестре.

— Отправляйтесь, беритесь за дело, а я посплю. Позжевозникнет еще один вопрос… Ну, довольно. — Мэтт перевел взгляд на Марка. —Мальчик, вчера ты поступил замечательно. Глупо, безрассудно, но замечательно.

— За это заплатила она, — спокойно отозвался Марк, сжимаядрожащие руки.

— Да. Может быть, вам снова придется расплачиваться любомуиз вас, всем вам. Не нужно его недооценивать! А теперь, если вы не обидитесь,то я очень устал. Читал почти всю ночь. Как только дело будет сделано,позвоните.

Они вышли. В коридоре Бен взглянул на Джимми и сказал:

— Он никого тебе не напомнил?

— Ага, — сказал Джимми. — Ван Хельсинга.

7

В четверть одиннадцатого Ева Миллер спустилась в погреб задвумя банками кукурузы, чтобы отнести миссис Нортон, которая, по словам МэйблУэртс, слегла. Почти весь сентябрь Ева провела в кухонном пару, усиленнохлопоча над домашними заготовками: она бланшировала овощи, раскладывала в банкии заливала парафином горлышки болловских банок с домашним желе. Сейчас в еебезупречно чистом подвале с земляным полом на полках аккуратно выстроились двес лишним сотни банок — консервирование было одной из самых больших радостейЕвы. Ближе к концу года, когда осень плавно перейдет в зиму и до праздниковокажется рукой подать, она добавит к своим запасам начинку из изюма с миндалем.

Ева открыла подвал, и в ту же секунду ее поразил запах.

— Ёлки-моталки, — пробормотала она себе под нос и решительнодвинулась вниз, словно переходила вброд грязную лужу.

Ее муж сам сделал этот подвал, выложив стены камнем, чтобыбыло прохладнее, и время от времени в широкие щели забиралась какая-нибудьвыхухоль (или сурок, или норка), да там и подыхала. Должно быть, так было и наэтот раз, хотя Ева не припоминала, чтобы когда-нибудь воняло так сильно.

Она добралась до низа и двинулась вдоль стены, щурясь вслабом свете двух пятидесятисвечовых лампочек под потолком. «Надо бы заменитьна семьдесят пять свечей», — подумала Ева. Она достала консервы (в каждой банкепод крышкой лежал ломтик красного перца, а на этикетках ее собственной рукойбыло аккуратно выведено синими чернилами «КУКУРУЗА») и продолжила обход,втиснувшись даже в щель за огромной топкой, от которой отходило множество труб.Ничего.

Ева опять вернулась к ведущей в кухню лестнице и пристальноогляделась — руки в боки, лоб нахмурен. С тех пор, как два года назад она черезЛарри Крокетта наняла двух парней выстроить за домом сарай для инструмента,большой погреб стал гораздо опрятнее. Здесь осталась печь с торчащими во всестороны изогнутыми трубками, похожая на выполненную импрессионистом скульптурубогини Кали, маленькие круглые окошки — их скоро придется закрыть, потому что насталоктябрь и тепло превратилось в драгоценность, и закрытый брезентом биллиардныйстол, когда-то принадлежавший Ральфу. Несмотря на то, что с тех самых пор, какв 1959 году Ральф погиб, никто не играл, Ева каждый май тщательно пылесосиласукно. Больше здесь, внизу, ничего особенного сейчас не было — коробка скнижками в мягких обложках, которые Ева собирала для Камберлендской больницы,скребок со сломанной ручкой, доска со вбитыми в нее колышками, откуда свисалкой-какой старый инструмент Ральфа, сундук, где лежали шторы — теперь,вероятно, совсем заплесневевшие…

И все-таки тут воняло.

Взгляд Евы сосредоточился на маленькой полудверке, котораявела еще ниже, в подпол, но туда она сегодня идти не собиралась. Кроме того,стены подпола были из твердого цемента. Непохоже, чтобы туда сумел забратьсякакой-нибудь зверек. И все же…

— Эд? — вдруг безо всякой причины тихонько позвала она.Ровный звук собственного голоса напугал Еву.

Слово умерло в тускло освещенном подвале. Ну, и зачем онаэто сказала? Что, скажите на милость, тут делать Эду Крейгу, даже если здесьесть, где спрятаться? Пить? Без подготовки Ева не могла придумать, какое местов городе нагоняло бы на пьющего большую тоску, чем ее подвал. Уж скорее Эд ушелв лес со своим никчемным приятелем, Вирджем Ратбаном, пропивать чьи-нибудьденежки.

Ева все-таки задержалась еще на минутку, обшаривая взглядомподвал. Страшно воняло тухлятиной — просто устрашающе. Она понадеялась, чтоделать фумигацию не придется. Бросив последний взгляд на дверку подпола, онапошла обратно наверх.

8

Отец Каллахэн выслушал их (всех троих), и к тому времени,как священника полностью ввели в курс дела, было чуть больше половиныдвенадцатого. Они сидели в прохладной и просторной гостиной у Каллахэна, асолнце текло в широкие окна фасада такими толстыми снопами, что хоть режь их.Наблюдая за сонно танцующими в солнечных тоннелях пылинками, Каллахэн вспомнилгде-то виденный старый мультфильм: уборщица со щеткой изумленно уставилась напол — она вымела из комнаты кусочек собственной тени. Теперь сам он испытывалотчасти сходные чувства. Второй раз за двадцать четыре часа Каллахэн столкнулсяс абсолютно невозможным. Только сейчас это невозможное получило подтверждениеиз уст писателя, вроде бы неглупого мальчугана и доктора, которого в городеуважали. И все-таки невозможное есть невозможное. Нельзя вымести прочьсобственную тень. Вот только, кажется, именно это и произошло.

— Принять ваши слова было бы куда легче, если бы вы сумелираспорядиться насчет грозы и отказа электропитания, — сказал он.